Вино поцелуев - Страница 30

Она вышла на веранду, солнце преломилось в сапфире, просвечивая его насквозь, и она вцепилась рукой в резной железный парапет. Может быть, его мать чувствовала то же самое, когда другой граф надел ей на руку это же кольцо? Лиза надула губки и стала смотреть на голубое пламя драгоценного камня. Если бы ей удалось тогда снять кольцо с пальца, она бы в бешенстве бросила его в лицо Леонардо. Он не имел права… никакого права целовать ее.

Сердце ее бешено забилось, и снова ею овладела странная, незнакомая доселе истома, когда она вспомнила волнующий момент слияния губ. Она не смела идти в своем воображении дальше и заставила себя отвлечься и как следует рассмотреть окружающий ее пейзаж. Высокие пики гор, с белыми шапками снега на вершинах, возносились высоко в небо.

Там, вдали, горные уступы были голыми и белесыми, но ниже склоны гор были покрыты густым серебристо-зеленым покровом, и Лиза догадалась, что это плантации оливковых деревьев. Она снова перевела взгляд на склоны гор, и оттуда донесся перезвон колоколов, чистый и невыразимо приятный. Его доносил сюда ветер, который всегда дул на тех высоких горных уступах. И чтобы защититься от него, оливковые деревья сажали под защитой высоких эвкалиптов.

Неожиданно на веранду, где стояла Лиза, прилетела птичка и с щебетом уселась на перила. Она крутилась на них, словно зная, что ей ничего не угрожает. Она была хорошенькая, похожа на голубя, с хохолком из бирюзово-голубых перьев.

Лиза вдруг поняла, почему мать графа выбрала эти покои. Отсюда отчетливо слышался звон колоколов из горной часовни, а птички безбоязненно подлетали к ее веранде. Впрочем, они могли легко вспорхнуть и улететь, если бы что-то их напугало, а Лизе, запертой в клетку голубке, не было спасения от ястреба.

Глава 5

Наверное, именно благодаря птицам и церковным колоколам Лиза прониклась несомненным очарованием Эль-Сефарино, и в следующие несколько дней граф не делал ничего, чтобы потрепать ее перышки. Она почти привыкла, что завтрак ей подавали на залитом солнцем патио, окруженном благоухающими деревьями, под плеск изящного фонтанчика, вода в который поступала из ручья, сбегающего по склону гор, где в него вливалась талая вода от снежных вершин. Это сочетание ледяной воды и горячего солнца, пробивающегося через опахала пальмовых ветвей, завораживало.

В патио был проход через Лунные ворота, и каждое утро у Лизы было ощущение, что она вступает в живую картину, когда по дорожке, вымощенной цветными плитками, девушка направлялась к столику, стоявшему под ветвями цветущей бугенвиллеи.

Там ей и подавали завтрак. Большей частью она завтракала одна, потому что Ана рано утром отправлялась в часовню, а граф занимался разными делами по замку. Так как замок был очень древний, хотя и в прекрасном состоянии, он требовал постоянных забот. Надо было проверять, не изгрызли ли паразиты деревянные полы и перекрытия, не просела ли каменная кладка, нет ли в подвалах сырости и плесени. Казалось, за все эти годы граф стал знатоком по части сохранения исторического наследия, и Ана говорила невесте Леонардо, что тот твердо намерен не дать этому прекрасному старому замку обратиться в руины, что случилось уже со многими испанскими замками тех времен. Конечно, это требовало немалых расходов. Надо было содержать замок в порядке, платить слугам приличное жалованье, но семейный бизнес в Мадриде процветал. У семьи были фабрики и в других провинциях Испании, так что пока были все возможности сохранить замок в качестве семейной резиденции. У самого Леонардо была в Мадриде роскошная квартира, но это было совсем не то, что приехать в свои владения, где можно покататься верхом или съездить на собственную оливковую плантацию. Ну и конечно, сердце старой графини было бы разбито, если бы ей пришлось уехать из Эль-Сефарина.

— И графиня, и замок очень дороги Леонардо, — как-то раз призналась Лизе Ана. — В детстве он понимал, что его родители несчастливы вместе, и все знали — вся округа об этом говорила, — что у его отца в Гранаде есть любовница. Она была танцовщицей фламенко, и у нее в жилах текла цыганская кровь. Леонардо обожал свою мать, и ему неприятно было думать, что отец уезжал из дому, чтобы в Гранаде встретиться с той, другой женщиной. Отец Леонардо мало интересовался делами. В то время замком и фабриками занимался управляющий. Это был отец Чано Веларде, кстати сказать. — Ана слегка покраснела. — Вот так и вышло, что Чано стал близким другом нынешнего графа. Детьми они почти все время проводили вместе, и в юности тоже. Им пришлось расстаться, только когда Леонардо отправили учиться в Англию. Я думаю, графиня опасалась, что он тоже может завести связь с какой-нибудь танцовщицей, как его отец, когда учился в университете в Гранаде. Позже получилось так, что эта танцовщица стала причиной смерти отца Леонардо — она вела машину на огромной скорости, машина разбилась, и они оба погибли. Причем, что самое ужасное, она умерла не сразу. Ее нашли в обломках машины. Она была в сознании, но потеряла зрение. Ее красивое смуглое лицо было до неузнаваемости обезображено, а на коленях она держала труп графа. Мадресита всегда страшилась, как бы эта трагедия не повторилась, но теперь…

Ана улыбнулась Лизе с почти детской доверчивостью:

— Теперь мы все очень счастливы, что ее внук, в котором вся ее жизнь, выбрал в невесты англичанку, такую, как ты. Теперь Мадресита успокоилась и страхи оставили ее, хвала Всевышнему.

После этого разговора Лиза старалась не думать о будущем. Она решила просто наслаждаться каждым мгновением, каждым днем, который проживала, и никакой день из ее прошлой жизни не мог сравниться с тем временем, что она проводила в Эль-Сефарине. Ей очень скоро наскучило завтракать в постели, и когда она нашла этот маленький патио за Лунными воротами, ей стали приносить завтрак туда.