Вино поцелуев - Страница 42


К оглавлению

42

— Вы боитесь, что я начну к вам приставать? — надменно выпрямился он и, небрежно сунув руку в карман брюк, непринужденно вошел в комнату и закрыл дверь. Каждое его движение казалось нарочитым и рассчитанным на эффект, однако по хитрому блеску глаз Лиза догадалась, что он пришел сюда не только за тем, чтобы попугать ее.

Он быстро кинул взгляд на ее лицо, затем указал на обитый бархатом табурет у изножья кровати:

— Прошу вас, Лиза, присядьте. Мне нужно с вами кое-что обсудить, и я думаю, будет лучше, если вы услышите это сидя.

В груди Лизы зародилась новая тревога. Она вся съежилась и ответила ему с нахальной дерзостью, как будто заранее защищаясь:

— Будет лучше, если вы сами сядете, сеньор. Вы возвышаетесь надо мной как башня, и мне начинает казаться, что я на суде инквизиции. Прошу! — Она указала рукой на один из стульев в спальне, слегка испугавшись, что у нее вдруг подкосились ноги, когда она опускалась на табурет.

— Отлично. — Он тоже уселся, его фигура показалась очень темной на фоне светло-серого шелка кресла. Лиза не могла избежать его прямого взгляда, поэтому смело посмотрела ему прямо в глаза и, прочитав в них решимость, подумала, что он, наверное, решил отослать ее из замка.

— Чано привез с собой несколько писем из Мадрида. Так вот, одно из этих писем я специально просил не присылать по почте, чтобы слуга не заметил крест на конверте и не рассказал об этом Мануэле, а уж та непременно доложила бы об этом графине. Мадресита сразу поняла бы, что я связался с ее врачом, не только лучшим специалистом во всей Испании, но и человеком, чьему мнению я доверяю больше остальных. Прежде чем мы поговорим об этом, я хочу спросить, нравится ли вам здесь, в Эль-Сефарине. Мне, право, жаль, что вам не довелось попасть сюда весной, когда нижние склоны гор усыпаны пионами, а солнце скорее нежно ласкает, нежели жжет. Вы как-то ассоциируетесь у меня с весной — нежная, юная, неуверенная.

Он наклонился вперед и посмотрел ей в глаза, и она не смела отвести взгляда, тем временем отчаянно пытаясь понять, что у него на уме. Он бы не стал тратить время на светскую болтовню, а значит, намерен сообщить ей что-то такое, что представляет для него громадную важность. Что-то, что он весь вечер скрывал за лощеными манерами, а теперь вот собрался открыть ей.

— Так вам нравится здесь, в Эль-Сефарине? — снова спросил он.

— Конечно, как мне может здесь не понравиться? — возразила она.

— И вы уже успели привязаться к графине, да?

— Да… только это больше похоже на допрос, и мне хотелось бы узнать, в чем дело.

— Да, да, я вам сейчас все скажу. Но сначала мне нужно кое-что узнать. Не подумайте, что я задаю все эти вопросы из тщеславия, потому что считаю себя неотразимым покорителем женщин. Каждый раз, когда я прикасаюсь к вам, вы отшатываетесь, словно я хочу вас укусить. Вы так себя ведете со всеми мужчинами или только со мной? И чем это объяснить — тем, что вы видите во мне… что-то незнакомое, чужое, что кажется вам отталкивающим или даже пугающим? Будьте откровенны со мной, сеньорита.

— В данных обстоятельствах, сеньор, думаю, это совершенно не важно. — Говоря это, Лиза нервно схватилась за ворот халатика, словно для того, чтобы скрыть жилку, которая часто билась на шее, выдавая бешеный стук ее сердца. Да, он волнует и пугает ее, но не потому, что она считает его отталкивающим. Сидя сейчас перед ней, с вопросом в глазах, с прядью блестящих черных волос, упавших на лоб, он казался гораздо проще и ближе, чем прежде. Она почувствовала, что он обеспокоен и хочет снять со своих плеч тяжелый груз. Неужели он боится, что она не станет ему сочувствовать, из-за того, что, как ему кажется, он ей несимпатичен?

— Должен вам сказать, что в данной ситуации это очень важно. — И снова в мгновение лицо его стало серьезным и мрачным, и мелкие морщинки в углах глаз сразу стали заметнее. — Я получил письмо от лечащего врача Мадреситы. Он в нем откровенно заявляет, что она не переживет серьезного удара, что у нее очень плохое сердце. А вам известно, так же как и мне, Мадресита настроена в самое ближайшее время своими глазами увидеть, как я веду невесту под венец. Она мучится, ворчит и молится об этом, и вот что я решил: если я не исполню ее волю, она доведет себя беспокойством до могилы. Ее врач предупреждает об этом, и в силу того, что у меня есть ряд преимуществ и я могу предложить женщине титул, замок и жизнь, лишенную трудностей и нужды, я перехожу сразу к делу и предлагаю все это вам, Лиза. Я предлагаю превратить наш маскарад в реальность. Предлагаю вам остаться в Эль-Сефарине и стать моей женой.

Эти его слова оказали на Лизу такое ошеломляющее, такое неожиданное действие, что она совершенно растерялась и не знала, что сказать. Ей оставалось только молча глазеть на него в крайнем изумлении. Сердце ее так отчаянно билось, словно готово было выпрыгнуть из груди. Он, наверное, шутит. В это невозможно поверить. Стать женой Леонардо?! Нелюбимой женой графа де Маркос-Рейеса?

— В-вы что, серьезно?

— Конечно, почему нет? Мужчины женятся каждый день, почему я не могу этого сделать? Почему не на вас, в конце концов?

— Но мы ведь не любим друг друга! Вы… вы мне сказали…

— Разве я вам это сказал? — Голос его стал глуше и опасно тише, словно искушая ее сказать то, что крутилось у нее на языке.

— Вы дали мне понять, сеньор, что у вас есть другая женщина, так что я даже не понимаю, как вы только посмели прийти ко мне и предложить, чтобы я… чтобы я… чтобы мы…

— А для вас так уж невообразимо стать моей женой? — перебил он. — Вы же приехали в Испанию, чтобы изменить свою жизнь. Наверняка вам будет интересно начать жизнь заново в Испании. В Эль-Сефарине все и так считают, что мы уже на пороге свадьбы, так не будем их разочаровывать, сделаем еще один шаг. Неужели вы совершенно не можете представить меня своим мужем?

42