Вино поцелуев - Страница 35

И все втроем бодрым шагом направились к площади, где под парусиновым тентом были расставлены столики у кафе, а олеандры и пальмы бросали прохладную тень на плиты мостовой. Много народу тянулось в том же направлении, из открытой двери кафе доносился аромат молотого кофе, приманивая прохожих.

Они сели за небольшой столик. К ним тут же подошел официант и принял их заказ — ледяной мандариновый коктейль, блюдо churros, золотистых, хрустящих, засахаренных.

После этого Чано откинулся на плетеном стуле и стал внимательно рассматривать своих спутниц, которые представляли поразительный контраст. Ана, с волосами цвета воронова крыла, в темно-красном свитере поверх блузки с длинными рукавами. И Лиза, в бледно-зеленой безрукавке, в светлых брюках, облегающих длинные ноги, без сережек, со светлыми волосами, блестевшими на солнце. У большинства испанских девочек в самом раннем возрасте в мочках ушей появлялись маленькие золотые сережки, и с годами их сменяли золотые кольца, подвески, целые гирлянды из жемчуга, бирюзы или драгоценных камней, которые смотрелись ослепительно красиво на фоне смуглой кожи и густых черных волос.

Лиза увидела, что Чано остановил взгляд на маленьких золотых сережках в ушах у Аны, и догадалась, о чем тот думает, — как хорошо было бы увидеть там настоящие, сверкающие драгоценные камни.

Лиза инстинктивно убрала со стола левую руку с огромным сапфировым перстнем, который не был залогом любви и желания, а был только хитрой уловкой Леонардо, чтобы окончательно убедить бабушку в своей лжи.

— Завтра я тоже пойду с тобой в больницу, Ана, — весело и беззаботно сказала Лиза, но всякий, кто хорошо ее знал, заметил бы, что серые глаза туманны и печальны. — Мне хочется посмотреть на детей и помочь тебе.

— Нет, нет, — Чано вытянул вперед руку, — я настаиваю, чтобы Ана взяла отпуск, пока я здесь, в Эль-Сефарине. Я же не могу все время заниматься делами, мне нужно и развлекаться. Что скажешь, Ана? Как ты на это смотришь? Пойдешь мне навстречу?

Ана посмотрела на него в некотором смущении, затем бросила на Лизу умоляющий взгляд.

— Позволь себе небольшую передышку, — рассмеялась Лиза. — Сколько можно работать, нужно и отдыхать, а иначе девушка привыкает чувствовать себя… неинтересной. Все на нее смотрят как на предмет мебели, необходимый, но незаметный. Понимаешь, о чем я?

— Да, конечно, я понимаю. — Ана перестала поправлять волосы и молча смотрела на Чано, как будто только что заметила, что он не просто вежливый и воспитанный помощник Леонардо, но, кроме того, еще и симпатичный холостой мужчина, который, можно сказать, в открытую предлагает ей испытать на нем свои чары. От этой мысли у нее захватило дух. — Чано! — вымолвила она.

— Да, это мое имя, — хмыкнул он. — Ах, вот наконец наши холодные напитки и churros.

Следующий час пролетел в непринужденной беседе, и когда они наконец направились к машине, небо уже начинало розоветь и лиловеть над пиками высоких гор. По дороге обратно в замок они увидели в поле стадо пасущихся козлов, которые старательно ощипывали чабрец и лаванду. Сцена была волшебная и чарующая, все тонуло в странной, почти меланхоличной красоте ночи в горах.

Noche triste и дымок, который поднимался от поленьев, сложенных в горящем камине в зале, треск дрока и веток розмарина, которые испускали аромат, смешивающийся с запахом крепкого кофе и коньяка. Высокая фигура графа отражалась в зеркалах с золочеными рамами, графиня доедала конфеты, которые делали в монастыре и заворачивали в серебряные фантики. После ужина, когда пробили маленькие серебряные часы, Леонардо помог Мадресите встать с бархатного кресла. Лиза поцеловала ее в щеку, и графиня ушла к себе в комнату, оставив после себя, как ароматный дым, прекрасные испанские слова:

— С Богом, до завтра.

Ветер сдул прядь волос со лба Лизы. Соломенную шляпку она сняла и держала на коленях, очень обрадованная тем, что Чано пробудет в замке несколько дней и поможет сгладить напряжение часа после ужина, когда графиня могла задать ей любой неожиданный вопрос. К тому же Лиза неизменно чувствовала, как напряжен и насторожен сам Леонардо; он, как тигр на охоте, готов был в любой момент вмешаться в разговор, чтобы парировать эти внезапные и очень неловкие вопросы, всякий раз опережая Лизу с ответом.

— Вы должны назначить день свадьбы, — сказала графиня вчера вечером. — Леонардо, я настаиваю. Ты должен помнить, мой мальчик, что я могу сегодня лечь спать и завтра уже не проснуться. Я старая женщина, и все мои желания остались в прошлом — кроме одного. Я живу только ради того, чтобы присутствовать на твоем венчании в соборе в Хаене, где мы венчались с твоим дедушкой. Неужели это такая невыполнимая просьба, неужели тебе трудно назначить день, чтобы над вами прозвенели свадебные колокола, прежде чем они прозвучат на моей панихиде?

— Ты у меня вечно молодая, — пошутил он, — но обещаю тебе, что скоро мы обсудим это с той, кого я выбрал себе в жены.

С этими словами он поднял бабушку на руки и направился в ее покои. И сейчас, подставляя лицо горному ветру, Лиза очень отчетливо вспомнила выражение его лица — его черты застыли, словно были отлиты из бронзы, и в них читалась мука и боль. Проходя мимо Лизы, он мельком кинул на нее взгляд, чья темная глубина была непроницаема, как ночь, в которой нет надежды на появление звезд.

Машина Чано Веларде подъехала к литым чугунным воротам замка, которые еще не закрыли на ночь. Она быстро неслась по обсаженной деревьями аллее к дому. Ана тихо смеялась над чем-то, что говорил ей Чано, и Лизу охватило тоскливое чувство одиночества и неприкаянности. Она, которая считалась невестой самого Леонардо де Маркос-Рейеса, была лишь случайной прохожей, посторонней, чужой. На совести у нее лежал секрет, который отягощал ей сердце так же, как тяжелый сапфир ее руку.