Наконец машина остановилась на переднем дворе, под украшенным изразцами каменным выступом, на котором покоились полукруглые балконы башен. Они стояли у лестницы, которая вела к обильно украшенному скульптурными изображениями центральному входу в замок. Над входом были выбиты в камне трогательные испанские слова, которые врезались ей в сердце, хотя каждый прохожий, наверное, надеялся, что они несут реальный смысл.
«Mi casa es tu casa». Мой дом — твой дом.
Когда они вошли в замок, весь холл сиял огнями. На столике у стены лежала сигарная коробка из тисненой кожи, и Чано остановился, чтобы взять оттуда тонкую, длинную, с крепким ароматом сигару. Он слегка размял ее пальцами, потом один конец вставил в серебряный мундштук и поднес огонек зажигалки к другому концу, пока наконец дым не пошел у него из ноздрей. И Лизу снова охватило то безудержное, похожее на панику чувство, которое посетило ее вчера вечером, — что ей немедленно надо уйти отсюда, укрыться, хотя бы у себя в комнате.
— Пойду переоденусь к ужину. — Она старалась говорить спокойно, но голос ее дрожал. — Большое спасибо за приятно проведенное время, сеньор. Деревня Эль-Сефарин действительно очаровательное место, и я согласна с вами, что его жаль было бы отдать на откуп туристам.
— Этого не будет, пока я здесь хозяин. — Слова звонко разнеслись по всему залу, и Лиза невольно обернулась, не в силах удержаться.
Леонардо вышел из своего отделанного кожей кабинета. Черные вихры дыбом стояли надо лбом, словно, сидя за столом и занимаясь бумагами, которые привез Чано, он ерошил волосы рукой, погружая пальцы в их густые волны. На нем была полосатая шелковая рубашка с расстегнутым воротом и темные рубчатые брюки, схваченные на поясе тонким кожаным ремнем. Во всем его облике была некоторая домашняя непринужденность, которая поразила Лизу и делала Леонардо еще более привлекательным.
— Я так понимаю, Чано, что ты показывал Лизе пуэбло? Хотя в общем-то тебя никто не просил об этой услуге. — От этих ядовитых, резких слов Лиза невольно перевела взгляд на его губы и увидела, как они твердо сжаты, какая в них появилась надменность. Стало ясно, что раз он что-то решил, ничто уже не заставит его свернуть с дороги… разве что его убьют. Хотя выглядел он очаровательно, она заметила в нем стальную властность, и по спине девушки пробежал холодок.
— Да, чудесная деревушка, Леонардо. — Она впервые назвала его по имени, без малейшего колебания, несмотря на знобкое ощущение, что он способен на варварскую жестокость, когда ему становятся поперек дороги и посягают на то, что дорого его сердцу. — Никогда в жизни не видела ничего подобного. Просто совершенство. Ты абсолютно прав, не стоит открывать его для доступа туристов.
— Пожалуй, — согласился он и посмотрел ей прямо в глаза, словно желая напомнить, что, когда они впервые встретились, она как раз направлялась туда в качестве туристки. — В некотором роде здесь, в Эль-Сефарине, мы по-прежнему остаемся удельными князьями. Те, кого мы допускаем сюда, влюбляются в эти места навсегда и уже не хотят уезжать. Здесь есть таинственное очарование, которое пленяет сердце на всю жизнь. Здесь у людей нет того чувства, которое царит в остальном мире, — тоски по безвозвратно потерянному. Muy interesante , нет?
— Потрясающе интересно, — кивнула Лиза и почувствовала, как странно бьется у нее сердце. Она повернулась с веселой улыбкой к Ане: — Может, оставим на время мужчин, пусть курят свои ужасные сигары, а мы тем временем пойдем переоденемся к ужину?
— До встречи, — улыбнулся им Чано и с испанской учтивостью проводил до лестницы, а Леонардо тем временем присел на столик, закурил сигару, и в глазах его вспыхнул и тут же погас маленький дьявольский огонек. Лиза чувствовала, что граф не спускает с нее глаз, когда она пошла вверх по лестнице, и ее не оставляло ощущение, что, когда он говорил про Эль-Сефарин и про то, что он пленяет сердца навсегда, имел в виду прежде всего ее сердце.
Они с Аной разошлись по своим комнатам, и Лиза оказалась в уединении. Казалось, это чувство одиночества усилилось, когда она оглядела свою спальню, ее полукруглые стены.
Нет, нельзя позволять воображению сыграть с ней злую шутку… но она почувствовала себя пленницей в башне испанского замка.
До ужина оставалось немного времени, и Лиза воспользовалась им, чтобы закончить подшивать подол платья, которое она смастерила из отреза восхитительного красно-розового шелка, тканного на станке фамильной фабрики. Она оглядела все детали простого, но оригинального и эффектного кроя, затем накрыла крышкой маленькую швейную машинку, которую ей любезно одолжила Мануэла.
Конечно, компаньонка графини умирала от любопытства, не понимая, зачем Лизе самой вручную шить себе платья, хотя все в замке знали, что она приехала знакомиться с семьей Леонардо и должна была привезти с собой вечерние наряды. Лиза решила прибегнуть к отговорке, которую в свое время предложил Леонардо, и сказала, что ее чемодан пропал по дороге из Мадрида.
— Но почему ты не привезла его в машине сеньора? — удивлялась Мануэла.
Лиза совершенно не знала, что на это ответить. Потом вдруг вспомнила про набор для гольфа на заднем сиденье машины графа и ящик с шампанским, который выгружали из его багажника, — он привез его по случаю дня рождения графини.
— Сама знаешь, какие эти мужчины, — улыбнулась она Мануэле, отчасти от радости, что нашла правдоподобную причину. — Они любят притворяться, что все, что им нужно, они могут унести в карманах. На самом же деле оказалось, что машина Леонардо забита его собственными вещами, так что для моего багажа не осталось места, разве что для маленькой дорожной сумки.